Спор в диалоге: как отразить противоречия в разговоре персонажей

Спор – это диалог, в котором герои противопоставляют друг другу разные точки зрения и стараются убедить собеседника в своей правоте.

Обязательно читайте про спор в диалоге, если вы раздумываете над тем, как написать книгу.

Композиционная роль спора в текста

Спор – это не обычный диалог между персонажами, который зачастую вводится автором в текст для того, чтобы передать важную информацию и продвинуть сюжет, создать нужную атмосферу, передать настроение и т.д. (подробнее об этом читайте в нашем тексте «Как написать диалог»). Спор – это композиционно важный элемент произведения, поскольку он завязывает конфликт или обостряет его, то есть помогает создать Завязку или Кульминацию и двигать сюжет по направлению к развязке. Развязка при этом – разрешение всех конфликтов и противоречий, обозначенных в произведении, но и она не может обходиться без разногласий.

Функции спора в диалоге

• Создание завязки как для произведения целиком, так и для отдельных глав и эпизодов.
• Обозначение конфликта, от преодоления которого будут зависеть основные сюжетные линии. А также обозначение и преодоление микро-конфликтов, необходимых для движения сюжета.
• Отражение противоположных точек зрения, взглядов на проблему, тему, идею, важные для сюжета.
• Создание комического эффекта путем отражение живой речи персонажей, манеры держаться, передачи особенностей их мировоззрения (часто такой прием встречается у Зощенко, Булгакова, Шукшина, Довлатова).
• Продвижение произведения: герои постоянно взаимодействуют друг с другом, часть этого взаимодействия носит конфликтный характер, воплотить который позволяет спор в диалоге.

Реакции в диалоге

Как организовано общение между людьми? Что именно мы говорим во время диалога? Казалось бы все элементарно: мы передаем сведения, рассказываем новости, делимся своей точкой зрения, впечатлениями, высказываем претензии. На наши высказывания собеседник реагирует в зависимости от своего отношения к предмету разговора, а также от своего настроения, отношения к говорящему, умения вести успешную коммуникацию, эмоционального интеллекта.
Диалоги в литературном произведении очень похожи на беседы из реальной жизни, с той разницей, что в жизни мы можем позволить себе роскошь бессмысленных бесед и даже споров, а в тексте любое высказывание, любая беседа должны быть мотивированы логикой развития сюжета.

На самом деле арсенал реакций в диалоге, в котором участвуют два персонажа, не так уж и велик.

1. Собеседник может поддержать беседу и согласиться с высказанной точкой зрения.
2. Собеседник может не согласиться, высказать противоположную точку зрения.
3. Собеседник может промолчать, отреагировать нейтрально 
4. Собеседник может начать предъявлять претензии, выдвигать обвинения, то есть переходить в наступление.
5. Собеседник может высказаться не по существу, а переключить внимание на другую тему, подстрекая второго персонажа к эскалации конфликта.
6. Собеседник может договориться со спорщиком, добившись компромисса.

То есть если оценить беседу с формальной точки зрения, то мы увидим, что ход диалога зависит не столько от содержания, сколько от реакций собеседников, а в нашем случае персонажей на реплики друг друга и от их скрытых мотивов.

Скрытые мотивы в диалоге персонажей

«Мысль изреченная есть ложь» — писал Федор Тютчев, имея в виду, что любая речь неспособна эффективно передать мысль. Так и при любой коммуникативной ситуации и особенно при ситуации конфликтной, высказанные идеи часто не позволяют передать то, о чем человек по-настоящему хочет сказать. Допустим, герой стремится утвердить свою правоту по каком-то вопросу и ввязывается в спор с идеологическим противником, но истинной причиной спора является не желание отстоять справедливость, доказать, где правда, а жажда утвердить свое превосходство над оппонентом, обозначить победу своего эго. То есть как и в обычной жизни, герои художественного произведения могут спорить друг с другом, произносить обличительные речи, выдвигать аргументы, но очень часто скрытым мотивом конфликтного диалога будет не столько отстаивание истины, сколько самоутверждение.

Комическая функция спора

Спор в диалоге может включаться в текст с целью создания комического эффекта: шутка, переданная с помощью живой речи персонажей, звучит естественнее и подчас оказывается просто смешнее, чем та же шутка, изложенная автором. У авторской речи иногда попросту не бывает тех резервов, которыми обладает речь персонажей: использование междометий, просторечий, жаргонизмов, обыгрывание ситуации непонимания (один герой не понимает или неверно истолковывает слова другого).
Существует самостоятельный художественный жанр, близкий к анекдотической форме, представляющий собой спор двух персонажей, социально или мировоззренчески далеких друг от друга. Говорят два человека об одном и том же, но совершенно по-разному. В таком диалоге может высмеивается не персонаж, а сама ситуация, в которой они оказались. По всему миру этот жанр активно используется в сценическом парном стендапе и других юмористических шоу, в основе которых всегда лежит текстовый сценарий, построенный как раз-таки на комическом диалоге.

Сергей Довлатов «Чемодан»

«Я и сейчас одет неважно. А раньше одевался еще хуже. В Союзе я был одет настолько плохо, что меня даже корили за это. Вспоминаю, как директор Пушкинского заповедника говорил мне:
— Своими брюками, товарищ Довлатов, вы нарушаете праздничную атмосферу здешних мест…
В редакциях, где я служил, мной тоже часто были недовольны. Помню, редактор одной газеты жаловался:
— Вы нас попросту компрометируете. Мы оказали вам доверие. Делегировали вас на похороны генерала Филоненко. А вы, как мне стало известно, явились без пиджака.
— Я был в куртке.
— На вас была какая-то старая ряса.
— Это не ряса. Это заграничная куртка. И кстати, подарок Леже.
(Куртка и вправду досталась мне от Фернана Леже. Но эта история — впереди.)
— Что такое «леже»? — поморщился редактор.»
— Леже — выдающийся французский художник. Член коммунистической партии.
— Не думаю, — сказал редактор, потом вдруг рассердился, — хватит! Вечные отговорки! Все не как у людей! Извольте одеваться так, как подобает работнику солидной газеты!
Тогда я сказал:
— Пусть мне редакция купит пиджак. Еще лучше — костюм. А галстук, так и быть, я сам куплю…
Редактор хитрил. Ему было совершенно все равно, как я одеваюсь. Дело было не в этом. Все объяснялось просто.
Я был самым здоровым в редакции. Самым крупным. То есть, как уверяло меня начальство, — самым представительным. Или, по выражению ответственного секретаря Минца, — «наиболее репрезентативным».
Если умирала какая-то знаменитость, на похороны от редакции делегировали меня. Ведь гроб тащить не каждому под силу. Я же занимался этим не без вдохновения. Не потому, что так уж любил похороны. А потому, что ненавидел газетную работу…

— Нахальство, — сказал редактор.
— Ничего подобного, — говорю, — законное требование. Железнодорожникам, например, выдается спецодежда. Сторожам — тулупы. Водолазам — скафандры. Пускай редакция мне купит спецодежду. Костюм для похоронных церемоний…
Редактор наш был добродушным человеком. Имея большую зарплату, можно позволить себе такую роскошь, как добродушие. Да и времена были тогда сравнительно либеральные.
Он сказал:
— Давайте примем компромиссное решение. Вы подготовите до Нового года три социально значимых материала. Три статьи широкого общественно-политического звучания. И тогда редакция премирует вас скромным костюмом.
— Что значит — скромным? Дешевым?
— Не дешевым, а черным. Для торжественных случаев.
— О’кей, — говорю, — запомним этот разговор…»

В этом отрывке спор играет сюжетообразующую роль: диалог героя с редактором по поводу костюма служит завязкой. В повести «Чемодан» несколько глав, каждая из которых представляет собой самостоятельную историю. Глава «Приличный двубортный костюм» начинается именно со спора, который запускает сюжет, отправляя героя на поиски персонажей для «статьи широкого общественно-политического значения».
Посмотрим, как организован сам спор. Герои, находящиеся в открытом противостоянии, высказывают свою точку зрения (позиция редактора: «купите себе костюм сами», позиция героя Довлатова: «пусть редакция купит мне костюм в качестве спецодежды») и вначале не могут договориться, но после приходят к компромиссу, который становится завязкой, то есть толкает главного героя на действия.

Аркадий и Борис Стругацкие «Град обреченный»

«Изя даже стукнул кулаком по столу.
– Поразительная штука! – сказал он с азартом. – Почему? Откуда? У самых различных людей, причем мыслящих в общем-то вполне конформистски, почему рождается такое представление – о нечеловеческом происхождении Наставников? Представление, что Эксперимент проводится какими-то высшими силами.
– Я, например, спросил прямо, – вмешался Кэнси. – «Вы пришельцы?» Он от прямого ответа уклонился, но фактически и не отрицал.
– А мне было сказано, что они люди другого измерения, – сказал Андрей. О Наставнике говорить было неловко, как о семейном деле с посторонними людьми. – Но я не уверен, что я правильно понял… Может быть, это было иносказание…
– А я не желаю! – заявил вдруг Фриц. – Я – не насекомое. Я – сам по себе. А-а! – Он махнул рукой. – Да разве я попал бы сюда, если бы не плен?»
– Но почему? – говорил Изя. – Почему? Я тоже ощущаю все время какой-то внутренний протест и сам не понимаю, в чем здесь дело. Может быть, их задачи в конечном счете близки к нашим…
– А я тебе о чем толкую! – обрадовался Андрей.
– Не в этом смысле, – нетерпеливо отмахнулся Изя. – Не так это все прямолинейно, как у тебя. Они пытаются разобраться в человечестве, понимаешь? Разобраться! А для нас проблема номер один – то же самое: разобраться в человечестве, в нас самих. Так, может быть, разбираясь сами, они помогут разобраться и нам?
– Ах нет, друзья! – сказал Кэнси, мотая головой. – Ах, не обольщайтесь. Готовят они колонизацию Земли и изучают на нас с вами психологию будущих рабов…
– Ну почему, Кэнси? – разочарованно произнес Андрей. – Почему такие страшные предположения? По-моему, просто нечестно так о них думать…
– Да я, наверное, так и не думаю, – отозвался Кэнси. – Просто у меня какое-то странное чувство… Все эти павианы, превращения воды, всеобщий кабак изо дня в день… В одно прекрасное утро еще смешение языков нам устроят… Они словно систематически готовят нас к какому-то жуткому миру, в «котором мы должны будем жить отныне, и присно, и во веки веков. Это как на Окинаве… Я был тогда мальчишкой, шла война, и у нас в школе окинавским ребятам запрещалось разговаривать на своем диалекте. Только по-японски. А когда какого-нибудь мальчика уличали, ему вешали на шею плакат: «Не умею правильно говорить». Так и ходил с этим плакатом.
– Да, да, понимаю… – проговорил Изя, с остановившейся улыбкой дергая и пощипывая бородавку на шее.
– А я – не понимаю! – объявил Андрей. – Все это – извращенное толкование, неверное… Эксперимент есть Эксперимент. Конечно, мы ничего не понимаем. Но ведь мы и не должны понимать! Это же основное условие! Если мы будем понимать, зачем павианы, зачем сменность профессий… такое понимание сразу обусловит наше поведение, Эксперимент потеряет чистоту и провалится. Это же ясно! Ты как считаешь, Фриц?
Фриц покачал белобрысой головой.
– Не знаю. Меня это не интересует. Меня не интересует, чего там ОНИ хотят. Меня интересует, чего Я хочу. А я хочу навести порядок в этом бардаке. Вообще, кто-то из вас говорил, я уже не помню, что, может быть, и вся задача Эксперимента состоит в том, чтобы отобрать самых энергичных, самых деловых, самых твердых… Чтобы не языками трепали, и не расползались как тесто, и не философии бы разводили, а гнули бы свою линию. Вот таких они отберут – таких, как я, или, скажем, ты, Андрей, – и бросят обратно на Землю. Потому что раз мы здесь не дрогнули, то и там не дрогнем…
– Очень может быть! – глубокомысленно сказал Андрей. – Я это тоже вполне допускаю.
– А вот Дональд считает, – тихонько сказал Ван, – что Эксперимент уже давным-давно провалился.
Все посмотрели на него. Ван сидел в прежней позе покоя – втянув голову в плечи и подняв лицо к потолку; глаза его были закрыты.
– Он сказал, что Наставники давно запутались в собственной затее, перепробовали все, что можно, и теперь уже сами не знают, что делать. Он сказал: полностью обанкротились. И все теперь просто катится по инерции.
Андрей в полной растерянности полез в затылок – чесаться. Вот так Дональд! То-то он сам не свой ходит… Другие тоже молчали. Дядя Юра медленно сворачивал очередную козью ножку, Изя с окаменевшей улыбкой щипал и терзал бородавку, Кэнси опять принялся за капусту».

Строго говоря, перед нами не диалог (дословно: разговор двух), а полилог (дословно: разговор многих), потому что в оживленном споре участвует пять персонажей. Все они разных национальностей и даже из разных исторических эпох, но сейчас вместе находятся в неизвестном им месте, где участвуют в некоем эксперименте, управляемом некими кураторами, которых называют Наставниками. Цели этого эксперимента им неизвестны, методы, которыми он реализуется, вызывают недовольства, и следовательно, разногласия.
Перед нами классические философские споры о цели существования, характере бытия и роли человека в нем. Только героями осмысляется не земная человеческая жизнь, а эксперимент, цели которого непонятны. При этом именно на описании эксперимента и существовании героев в его условиях и строится весь роман. Поэтому спор о сути эксперимента – это тоже сюжетообразующий элемент текста, поскольку он позволяет выразить разные взгляды на происходящее и включить читателя в обсуждение этого вопроса.
Каждый из героев предлагает свою точку зрения, периодически принимает аргументы собеседника, горячится, говорит в сердцах, делится самыми сокровенными наблюдениями. Среди героев русский, японец, китаец, немец, еврей. Каждый предлагает свое обоснование эксперимента, но заканчивается активная фаза спора на неожиданной ноте: мирно молчавший до этого участник застолья Ван неожиданно говорит, о том что «Эксперимент уже давным-давно провалился». После этого радикального высказывания, поразившего всех участников беседы, спор стихает.

Нил Гейман «Американские боги»

— Прошу тебя, Одри, ехала бы ты отсюда!
— Я просто хочу, чтобы ты понял: для того, что я сделала, у меня были свои причины, причем довольно веские.
Он промолчал.
— Эй! — крикнула она. — Эй, ты! Я с тобой разговариваю!
Тень повернулся.
— Ты что, хочешь, чтобы я сказал тебе, что ты была права, когда плюнула Лоре в лицо? И что меня это совсем не задело? Или что после всего, что ты мне рассказала, я ее возненавидел и перестал по ней тосковать? Не бывать этому, Одри!
Еще с минуту она молча ехала рядом. Потом сказала:
— Как оно там, в тюрьме, а, Тень?
— Прекрасно, — ответил он. — Ты бы там себя чувствовала просто как дома.
Она ударила ногой по газам, мотор взревел, и машина умчалась.

Диалог на грани фола: главный герой романа «Американские боги» Тень в этой беседе эмоционально обнажается, говорит о своих истинных чувствах и в то же время он находится в открытой конфронтации с собеседницей, стремящейся оправдать себя. Оба героя на взводе, готовы разить словом и с помощью едкой иронии причинять другому боль. Это пример словесной дуэли, из которой один персонаж выходит победителем, благодаря правильно подобранной реплике.
Обратите внимание на то, что действия героев никак не маркируются автором. Не авторские пояснения, а речь персонажей позволяет передать эмоциональный накал сцены.