Редакция 
Если вы думаете о том, как написать книгу, то вам будет полезно узнать о монологе.
Монолог – это длинный спич героя, не обращенный к конкретному слушателю. В монологе традиционно высказываются важные для понимания героя или произведения идеи.
Монологи происходят из древнегреческих трагедий, где они играли роль авторского повествования: рассказывали о предыстории событий, комментировали происходящее на сцене, сообщали о том, чего нельзя показать, представить зрителю. Гораздо позднее в Европе (16-17 века) монологи стали очень популярны в английском и французском театрах. Но сценическое представление – это последствие создания текста, ведь в основе любого монолога, произнесенного со сцены, лежит не что иное, как художественное произведение, созданное писателем.
Характерные черты, свойства монолога
- Внушительный объем высказывания: только большой спич называют монологом.
- Идеологичность содержание: в монологе звучат актуальные идеи, поднимаются важные для героя и произведения вопросы.
- Эмоциональная напряженность: частую монолог – это патетическая речь героя, отражение его душевных переживаний.
- Отражение особенностей речи, мышления, менталитета и жизненных ценностей героя, произносящего монолог.
- Прерывание основного действия: монолог, будучи длинной речью героя, как будто останавливает основное действие, переключает внимание читателя или зрителя на проблемы, поднятые в монологе. Происходит это вне зависимости от жанра произведения: монолог одинаково сработает и социально-философском романе (монологи Мармеладова и Раскольникова в «Преступлении и наказании»), и в иронической повести (). В результате возрастает повествовательная напряженность.
- Неперсонализируемый адресат: чаще всего монолог обращен к самому себе (размышления вслух) или к широкой аудитории. У говорящего может быть слушатель, но, как правило, он носит номинальный характер, а произносимая речь не ориентирована на конкретное действующее лицо.
Монолог в тексте произведения
Чтобы монолог героя прозвучал, в произведении должна сложится ситуация общения. Поскольку классический монолог – это свободное высказывание одного героя, то для того чтобы такое высказывание стало возможным, герой должен вступить в коммуникацию с другими действующими лицами, то есть заговорить с кем-то. Выходит, такому монологу предшествует диалог, то есть разговор двух персонажей.
Здесь уместно, конечно, вспомнить, монологи в драматургии, которые герой может произносить наедине с самим собой, обращаясь как будто к себе самому или к воображаемому собеседнику, а на самом деле по изначальному замыслу – к театральной аудитории. Такой монолог всегда заряжен важными для героя идеями. Герой говорит о чем-то существенном, сокровенном, вызывающем его переживания.
Самое для нас важное – это помещение монолога в коммуникативную ситуацию, располагающую к тому, чтобы произнести спич. Для того чтобы монолог произвел нужное впечатление, герой должен быть способен справиться со своей речевой партией, она должна быть уместна, соответствовать речевой ситуации. То есть содержание монолога, обстановка общения и образ героя – все должно сбалансировано и органично вписываться в текст произведения. Винни-Пух может произносить душещипательные монологи на тему социальной справедливости, но в его исполнении они будут звучать неестественно, в то время как пессимистичный Ослик Иа-Иа как будто специально создан для этой роли.
Внутренний монолог
Внутренний монолог – это вербализация мыслительного процесса героя, отражение его размышлений. Это такая же речевая партия героя, как и при обычном монологе, но которая произносится не вслух, а про себя. Внутренний монолог сохраняет почти все черты монолога, произнесенного вслух, добавляя только к речевой структуре междометия, вопросные конструкции, сбивчивость в изложении фактов.
Внутренний монолог по своему устройству близок к размышлению: герой пытается осмыслить какую-то идею и подбирает для доказательства ее правоты или ложности аргументы, высказывает сомнения, спорит с самим собой.
Роль внутреннего монолога очевидна – он позволяет раскрыть характер героя, благодаря тому, что герой в процессе размышления пытается разобраться в себе и окружающем мире.
Внутренние монологи по объему могут быть весьма незначительными. Короткое высказывание про себя, представляющее собой размышление – это уже внутренний диалог: «»
Внутренние монологи характерны для психологических триллеров, детективов, любовных романов, и других произведений, в которых сильна доля психологизма
Монологи в мировой литературе
Шекспир в переводе Бориса Пастернака. Монолог Гамлета («Быть или не быть…»)
Быть или не быть, вот в чем вопрос. Достойно ль
Смиряться под ударами судьбы,
Иль надо оказать сопротивленье
И в смертной схватке с целым морем бед
Покончить с ними? Умереть. Забыться.
И знать, что этим обрываешь цепь
Сердечных мук и тысячи лишений,
Присущих телу. Это ли не цель
Желанная? Скончаться. Сном забыться.
Уснуть… и видеть сны? Вот и ответ.
Какие сны в том смертном сне приснятся,
Когда покров земного чувства снят?
Вот в чем разгадка. Вот что удлиняет
Несчастьям нашим жизнь на столько лет.
А то кто снес бы униженья века,
Неправду угнетателей, вельмож
Заносчивость, отринутое чувство,
Нескорый суд и более всего
Насмешки недостойных над достойным,
Когда так просто сводит все концы
Удар кинжала! Кто бы согласился,
Кряхтя, под ношей жизненной плестись,
Когда бы неизвестность после смерти,
Боязнь страны, откуда ни один
Не возвращался, не склоняла воли
Мириться лучше со знакомым злом,
Чем бегством к незнакомому стремиться!
Так всех нас в трусов превращает мысль,
И вянет, как цветок, решимость наша
В бесплодье умственного тупика,
Так погибают замыслы с размахом,
В начале обещавшие успех,
От долгих отлагательств. Но довольно!
Офелия! О радость! Помяни
Мои грехи в своих молитвах, нимфа.
Монологи в русской классической литературе
А.С. Грибоедов «Горе от ума». Монолог Чацкого «А судьи кто?»
(действие II явление 5)
А судьи кто? – За древностию лет
К свободной жизни их вражда непримирима,
Сужденья черпают из забытых газет
Времён Очаковских и покоренья Крыма;
Всегда готовые к журьбе,
Поют все песнь одну и ту же,
Не замечая об себе:
Что старее, то хуже.
Где? укажите нам, отечества отцы,
Которых мы должны принять за образцы?
Не эти ли, грабительством богаты?
Защиту от суда в друзьях нашли, в родстве,
Великолепные соорудя палаты,
Где разливаются в пирах и мотовстве,
И где не воскресят клиенты-иностранцы
Прошедшего житья подлейшие черты.
Да и кому в Москве не зажимали рты
Обеды, ужины и танцы?
Не тот ли, вы к кому меня ещё с пелен,
Для замыслов каких-то непонятных,
Дитей возили на поклон?
Тот Нестор негодяев знатных,
Толпою окружённый слуг;
Усердствуя, они в часы вина и драки
И честь, и жизнь его не раз спасали: вдруг
На них он выменял борзые три собаки!!!
Или вон тот ещё, который для затей
На крепостной балет согнал на многих фурах
От матерей, отцов отторженных детей?!
Сам погружён умом в Зефирах и в Амурах,
Заставил всю Москву дивиться их красе!
Но должников не согласил к отсрочке:
Амуры и Зефиры все
Распроданы поодиночке!!!
Вот те, которые дожили до седин!
Вот уважать кого должны мы на безлюдьи!
Вот наши строгие ценители и судьи!
Теперь пускай из нас один,
Из молодых людей, найдётся – враг исканий,
Не требуя ни мест, ни повышенья в чин,
В науки он вперит ум, алчущий познаний;
Или в душе его сам бог возбудит жар
К искусствам творческим, высоким и прекрасным, –
Они тотчас: разбой! пожар!
И прослывёт у них мечтателем! опасным!!! –
Мундир! один мундир! он в прежнем их быту
Когда-то укрывал, расшитый и красивый,
Их слабодушие, рассудка нищету;
И нам за ними в путь счастливый!
И в жёнах, дочерях – к мундиру та же страсть!
Я сам к нему давно ль от нежности отрёкся?!
Теперь уж в это мне ребячество не впасть;
Но кто б тогда за всеми не повлекся?
Когда из гвардии, иные от двора
Сюда на время приезжали, –
Кричали женщины: ура!
И в воздух чепчики бросали!
М.Ю. Лермонтов «Герой нашего времени». Монолог Печерина.
«- Да, такова была моя участь с самого детства. Все читали на моем лице признаки дурных чувств, которых не было; но их предполагали — и они родились. Я был скромен — меня обвиняли в лукавстве: я стал скрытен. Я глубоко чувствовал добро и зло; никто меня не ласкал, все оскорбляли: я стал злопамятен; я был угрюм, — другие дети веселы и болтливы; я чувствовал себя выше их, — меня ставили ниже. Я сделался завистлив. Я был готов любить весь мир, — меня никто не понял: и я выучился ненавидеть. Моя бесцветная молодость протекала в борьбе с собой и светом; лучшие мои чувства, боясь насмешки, я хоронил в глубине сердца: они там и умерли. Я говорил правду — мне не верили: я начал обманывать; узнав хорошо свет и пружины общества, я стал искусен в науке жизни и видел, как другие без искусства счастливы, пользуясь даром теми выгодами, которых я так неутомимо добивался. И тогда в груди моей родилось отчаяние — не то отчаяние, которое лечат дулом пистолета, но холодное, бессильное отчаяние, прикрытое любезностью и добродушной улыбкой. Я сделался нравственным калекой: одна половина души моей не существовала, она высохла, испарилась, умерла, я ее отрезал и бросил, — тогда как другая шевелилась и жила к услугам каждого, и этого никто не заметил, потому что никто не знал о существовании погибшей ее половины; но вы теперь во мне разбудили воспоминание о ней, и я вам прочел ее эпитафию. Многим все вообще эпитафии кажутся смешными, но мне нет, особенно когда вспомню о том, что под ними покоится. Впрочем, я не прошу вас разделять мое мнение: если моя выходка вам кажется смешна — пожалуйста, смейтесь: предупреждаю вас, что это меня не огорчит нимало».
Л.Н. Толстой «Война и мир». Монолог князя Андрея Болконского «Небо Аустерлица»
«Что это? я падаю? у меня ноги подкашиваются», — подумал он и упал на спину. Он раскрыл глаза, надеясь увидать, чем кончилась борьба французов с артиллеристами, и желая знать, убит или нет рыжий артиллерист, взяты или спасены пушки. Но он ничего не видал. Над ним не было ничего уже, кроме неба,— высокого неба, не ясного, но все-таки неизмеримо высокого, с тихо ползущими по нем серыми облаками. «Как тихо, спокойно и торжественно, совсем не так, как я бежал,— подумал князь Андрей,— не так, как мы бежали, кричали и дрались; совсем не так, как с озлобленными и испуганными лицами тащили друг у друга банник француз и артиллерист,— совсем не так ползут облака по этому высокому бесконечному небу. Как же я не видал прежде этого высокого неба? И как я счастлив, что узнал его наконец. Да! все пустое, все обман, кроме этого бесконечного неба. Ничего, ничего нет, кроме его. Но и того даже нет, ничего нет, кроме тишины, успокоения. И слава богу!..»
Ф.М.Достоевский «Преступление и наказание». Монолог Мармеладова.
«— Милостивый государь, — начал он почти с торжественностию, — бедность не порок, это истина. Знаю я, что и пьянство не добродетель, и это тем паче. Но нищета, милостивый государь, нищета — порок-с. В бедности вы еще сохраняете свое благородство врожденных чувств, в нищете же никогда и никто. За нищету даже и не палкой выгоняют, а метлой выметают из компании человеческой, чтобы тем оскорбительнее было; и справедливо, ибо в нищете я первый сам готов оскорблять себя. И отсюда питейное! Милостивый государь, месяц назад тому супругу мою избил господин Лебезятников, а супруга моя не то что я! Понимаете-с? Позвольте еще вас спросить, так, хотя бы в виде простого любопытства: изволили вы ночевать на Неве, на сенных барках?»
А.П. Чехов «Дядя Ваня». Монолог Сони «Мы, дядя Ваня, будем жить», больше известный как «Небо в алмазах»
«Мы, дядя Ваня, будем жить. Проживем длинный, длинный ряд дней, долгих вечеров; будем терпеливо сносить испытания, какие пошлет нам судьба; будем трудиться для других и теперь и в старости, не зная покоя, а когда наступит наш час, мы покорно умрем, и там за гробом мы скажем, что мы страдали, что мы плакали, что нам было горько, и бог сжалится над нами, и мы с тобою, дядя, милый дядя, увидим жизнь светлую, прекрасную, изящную, мы обрадуемся и на теперешние наши несчастья оглянемся с умилением, с улыбкой — и отдохнем. Я верую, дядя, верую горячо, страстно… Мы отдохнем! Мы отдохнем! Мы услышим ангелов, мы увидим все небо в алмазах, мы увидим, как все зло земное, все наши страдания потонут в милосердии, которое наполнит собою весь мир, и наша жизнь станет тихою, нежною, сладкою, как ласка. Я верую, верую… Бедный, бедный дядя Ваня, ты плачешь… Ты не знал в своей жизни радостей, но погоди, дядя Ваня, погоди… Мы отдохнем… Мы отдохнем!»
Вопросы и комментарии 0